Время встречи с Максимом Топилиным переносилось несколько раз за день. Очутившись в восемь вечера у кабинета, который пару дней назад покинула Татьяна Голикова (вывеску успели снять), обнаружил целую очередь из тихих полусонных чиновников – все ждали возвращения нового шефа. На мой вопрос: «Может, министра и не будет?» – немолодой человек усмехнулся: «Он в аппарате Минздрава был главным трудоголиком. Уезжает домой глубоко за полночь. Будет точно». И правда: спустя примерно час новый министр появился, бодро поздоровался, виновато улыбнулся – и попросил еще подождать... Интервью началось лишь около полуночи, но в голосе Топилина усталости не чувствовалось. На вопросы «Ведомостей» он отвечал лаконично, но по существу.
– После разделения Минздравсоцразвития ваше ведомство называется Министерством труда и социальной защиты. Чем функционально оно будет отличаться от Министерства труда и социального развития, которое существовало до реформы 2004 г.?
– Честно скажу, поначалу разницы в наименовании даже не заметил. Думаю, она и несущественна. В нашей компетенции сегодня находятся вопросы демографии, семейной и детской политики, социального страхования, социальной защиты, вопросы инвалидов, а также занятость, оплата труда, пенсии и госслужба. К тому же после разделения Минздравсоцразвития в наше ведение переходят от Федерального медикобиологического агентства (ФМБА) учреждения медикосоциальной экспертизы.
– Всего пару месяцев назад ваша тогдашняя начальница Татьяна Голикова утверждала, что разделение Минздравсоцразвития практически невозможно – связи, наработанные за восемь лет с начала реформы, трудно разделить.
– Как вы сами заметили, идея о разделении обсуждалась неоднократно, об этом говорили с момента образования Минздравсоцразвития. Представители Российской трехсторонней комиссии по регулированию социальнотрудовых отношений (туда входят представители госорганов власти, РСПП со стороны предпринимателей и профсоюзы, представляющие интересы работников. – «Ведомости») считают этот шаг повышением статуса вопросов труда и занятости. Я не раз слышал мнение медиков о том, что их проблемы должен решать только выходец из их среды. На практике разделение полномочий между Минздравом и Минтруда и соцзащиты проходит спокойно – нет спорных моментов, и мы будем совместно решать вопросы, связанные с демографией, проблемами инвалидов, охраной здоровья работников на производстве и др.
– Накануне оглашения структуры и состава кабмина политологи высказывали опасения, что нынешнее правительство будет не вполне самостоятельным – решения будут приниматься с оглядкой на Кремль. Так ли это, по-вашему? Насколько велика самостоятельность вас как министра в принятии тех или иных решений?
– Все законопроекты, которые выносятся на обсуждение правительства, проходят экспертизу и согласование в аппарате президента, их обязательно проверяет государственное правовое управление – так было всегда. Что же до текущей деятельности – на первом заседании нового состава правительства Дмитрий Анатольевич Медведев просил новичков «особо не раскачиваться» и «вливаться в работу». Сейчас как раз готовится положение о новом министерстве. В ближайшее время нужно отработать все, что касается реализации указов президента. Вектор задан, цели поставлены, причем по многим параметрам определены в перспективе до 2018 г. Уже обсуждали с представителями Минфина, в какие суммы обойдутся новые рабочие места, во сколько – введение пособий, во сколько – рост зарплат работникам бюджетной сферы, а, напомню, поставлена задача увеличить зарплату до 200% от регионального уровня для ряда категорий. В указе президента упоминаются социальные работники, работники дошкольных учреждений, учителя школ, преподаватели учреждений среднего профессионального образования, медицинские работники. При этом необходимо улучшать администрирование: повышение окладов должно сопровождаться ростом производительности труда, повышением квалификации служащих, т. е. должно повыситься и качество предоставляемых услуг.
Понятно, что наша работа будет связана с работой многих министерств и ведомств. К тому же в решении тех или иных проблем мы, как и прежде, будем советоваться с регионами. – В апреле на итоговой коллегии Минздравсоцразвития в Доме правительства Голикова жестко критиковала некоторые регионы за невыполнение обязательств по переданным полномочиям. На ваш взгляд, насколько передача полномочий от федеральной власти регионам в принципе оправдала себя? Насколько трудно при этом федеральному центру контролировать работу тех или иных программ в регионах?
– Я все время привожу пример: когда в 2006 г. мы готовили передачу службы занятости в регионы, мы опасались, что процессы выйдут из-под нашего управления, что мы не сможем влиять на руководство, что с нашим мнением перестанут считаться и т. д. Теперь понимаю: еще год повремени мы с передачей полномочий регионам – и с кризисом мы бы не справились.
– Почему?
– Было бы сложно быстро и эффективно проводить антикризисную политику в регионах. Федеральные представители власти без поддержки местных властей просто ничего не могли бы сделать. Когда же мы делегировали полномочия, груз ответственности за эффективную работу тех колоссальных средств, что выделил федеральный центр, лег на плечи губернаторов. На местах порой лучше понимают, кто именно в этих средствах нуждается, какие направления антикризисной политики у них работают эффективнее.
– К слову, о работе в регионах. Насколько комфортно работать с региональными администрациями вам, коренному москвичу? Есть ли какие-то барьеры в общении, трудно ли находить общий язык с представителями местной власти?
– Никогда ничего подобного не ощущал. За время работы я объездил около 70% регионов страны, во многих бывал не один раз. По большому счету не помню каких бы то ни было серьезных разногласий между представителями федеральной и местной власти – мы живем в одной стране, у нас есть общие задачи и общие проблемы, мы находим общее понимание, как их решать.
– Раз уж заговорили об антикризисных программах: за три года кризиса из госбюджета на эти цели было потрачено порядка сотни миллиардов рублей. На ваш взгляд, окупились средства?
– Они окупились – как вы знаете, социальное напряжение удалось сдержать, и безработица у нас теперь ниже, чем в США и многих европейских странах. Мы за несколько дней мозгового штурма нашли тогда верные направления поддержки занятости.
– Разве те четыре направления – организация временных рабочих мест, переподготовка увольняемых, внутренняя миграция и субсидии на самозанятость – не были калькой с европейских программ?
– О том, что подобные программы были разработаны и в Европе, мы узнали позже. Я помню, как в конце октября 2008 г. пошли сообщения из регионов: теряя заказы, предприятия по всей России стали ложиться одно за другим как кости домино. Нужно было что-то делать. Времени на раздумья особо не было. Встретились с представителями профсоюзов и бизнеса, после чего в министерстве устроили мозговой штурм – просчитывали возможные риски и предлагали решение проблем. Но возникла иная проблема – к ноябрю была разработана антикризисная программа, но не было полномочий для ее реализации. Пришлось срочно готовить и проводить через Госдуму соответствующие законопроекты. Спасибо парламентариям, что законы были приняты оперативно.
– Кроме безработицы, по которой Россия действительно сейчас вышла на докризисный уровень, на российском рынке труда остаются такие проблемы, как высокая доля неформального сектора и практически полное отсутствие роста новых высокотехнологичных и высокооплачиваемых рабочих мест. Есть ли у государства возможность изменить ситуацию? – Создание 25 млн. рабочих мест – основная задача, которая поставлена сейчас перед экономическими ведомствами. По моему личному мнению, одна из ключевых проблем российского рынка труда – низкая производительность труда. Если модернизация заработает на полную мощность, думаю, ее удастся постепенно решить. И решение этой проблемы повлечет за собою решение остальных. Кроме того, со стороны государства нужно обеспечить соответствующий инвестиционный климат, решить проблемы администрирования, вопросы таможни и т. д. Если мы сможем расчистить бюрократические барьеры, экономика начнет работать по-другому.
– Насколько я понимаю, Министерство труда и соцзащиты продолжит работу над прежними программами Минздравсоцразвития, которые были призваны подстегнуть модернизацию, а именно улучшить качество рабочих мест. Говорю прежде всего о современных профессиональных стандартах, аттестации рабочих мест и системе страхования производственных рисков.
– Да, разумеется. Частично разработаны новые профессиональные стандарты взамен тех квалификационных справочников, которые не обновлялись практически еще с советских времен, но следить за их соблюдением, равно как и за производственными рисками, предстоит прежде всего работодателям.
Что же до страхования производственных рисков, государство может выработать стандарты оценки производственных рисков, с тем чтобы для работодателей появились экономические стимулы сокращать рабочие места с неблагоприятными условиями труда. Правильное решение нужно искать совместно с работодателями и профсоюзами. В этом суть социального партнерства.
– На днях вы подтвердили желание государства снова изменить структуру пенсионных отчислений. Министерство рассматривает возможность перевода накопительной части тарифа пенсионных отчислений (6% от фонда заработной платы) в общую страховую часть. Не опасаетесь, что это подорвет у граждан доверие к пенсионной системе?
– Мы должны сказать себе правду: Пенсионный фонд (ПФР) сегодня дефицитен, при этом инструментов для ликвидации дефицита крайне мало. Только в прошлом году почти триллион рублей из госбюджета пришлось направить на покрытие дефицита бюджета ПФР. Дефицит фонда связан в том числе и с отвлечением 6% на финансирование накопительного компонента. Страховые взносы в накопительную часть пенсии в 2011–2012 гг. составляют около 40% дефицита бюджета ПФР на выплату страховой части трудовых пенсий. К тому же в существующей пенсионной системе есть элемент лукавства – государство якобы предлагает гражданину добровольно пополнять накопительную часть своей пенсии, при этом изымая для этого средства из общих отчислений работодателя. На самом деле ни у кого не спросили, хочет человек копить на пенсию или нет. При любом возможном решении речь не идет о том, чтобы изъять уже накопленные гражданами средства. Необходимо обсуждать этот и другие вопросы системы пенсионного обеспечения с работодателями, работниками, обществом. Мы исходим из убеждения, что пенсионная система должна быть трехуровневая: включать государственную страховую систему, корпоративный компонент и личные накопления. При этом мы понимаем, что для накопления денег у людей должны быть стимулы и желание. Сейчас по России средняя зарплата составляет примерно 23 000 руб. Какие могут быть стимулы для массового развития накопительной системы при такой зарплате? Нам нужно думать о росте производительности труда, которая обеспечит рост зарплат. Как следствие – возможность и роста пенсионных начислений. Нельзя забывать, что сегодня многие работают нелегально, укрывая доходы от государства, – у них вообще нет никаких пенсионных отчислений. Как государство будет обеспечивать их пенсией в старости? Задача очень сложная.
***
Родился 9 апреля 1967 г. в Москве. В 1988 г. окончил Московский институт народного хозяйства им. Г. В. Плеханова по специальности «экономист» и стал младшим научным сотрудником отдела НИИ труда Госкомитета СССР по труду и социальным вопросам
1991 - старший научный сотрудник, завсектором НИИ труда замминистра труда и социального развития
2004-2008 - руководитель Федеральной службы по труду и занятости замминистра здравоохранения и социального развития
2012 - назначен министром труда и социальной защиты
Ведомости (Москва), 29.05.2012, Михаил Малыхин,
